Расплата тут опять осуществляется с помощью соответствующих документов (даже выплаченные в магазине деньги выступают в роли закрытого нами наряда, подтверждающего, что магазин обеспечил нас соответствующим количеством продуктов). Именно документы являются знаковым выражением связей процессов производства и потребления. К их числу относятся всевозможные ордера, наряды, талоны, направления, свидетельства всяких управленческих, квалификационных, отраслевых, районных, учебных льгот и т.п. Одновременно и деньги играют роль обращаемых, многократно используемых документов.
Все это конкретные знаки. Но есть еще и невидимые, однако столь же реальные "документы" - имеются в виду статусы, приданные и коллективам, и органам управления. Вдобавок к ним - ранги. Это когда одни работники занимают должности исполнителей, а другие, представляющие те или иные коллективы и аппараты административного управления, - должности руководителей.
Юридическим выражением статусов являются упомянутые ранее документы, а также тарифные ставки, оклады, стипендии и т.п. Снова оговоримся: как в "Капитале" речь шла не о конкретном Смите, Джонсоне, а только об обезличенном "экономическом человеке", так пока здесь имеется в виду не конкретный Иванов, Исаев, а обезличенный "функциональный человек", "функциональный коллектив", за которыми и в жизни неотрывно шагает их статус и ранг.
Статусы - это "золотые деньги" функционального производства, только не движущиеся, а прикрепленные к агентам производства согласно действию закона положения функций. Закон же этот требует, чтобы статусы агентов всех функций были равны мощности конечных функций - тех, что работают на жизнеобеспечение этих агентов. Такое равновесие означает: если нет лишних статусов, значит, нет очередей; нет невостребованных статусов - нет и бесполезной работы, нет лишнего управления.
Тут читатель может прийти в раздражение. К чему, мол, весь этот рассказ, в котором лишь другими словами обзывается то, что мы и так хорошо знаем или интуитивно чувствуем?! Можно так на это ответить. Рискованно ломать что-то, устройство чего до конца не знаешь. А мы принялись за ломку действующей системы, не познав ее. А познание - почти всегда довольно скучное и трудное дело, гораздо легче с налета выдавать практические рекомендации, апеллируя просто к здравому смыслу. Но, может, как раз из-за такой легкости мы и разочаровались в теперешних путях перестройки экономики?
Впрочем, эта привычка к облегченному подходу, в том числе и в изучении марксизма, возникла давно. Уже под конец своей жизни Энгельс неожиданно обнаружил, как примитивно, упрощенно научились думать некоторые последователи этой теории. Все и всяческие явления необъятной жизни так называемые вульгарные марксисты стали напрямую объяснять экономической обусловленностью: мол, экономическое бытие определяет сознание, и точка. Да нет же, убеждал Энгельс своих корреспондентов в письмах 90-х годов (они получили название "Писем об историческом материализме"), экономический детерминизм действует как тенденция, как нечто очень и очень заглубленное, очень часто не имеющее непосредственной связи с реальными событиями. На характер этих событий подчас более сильное влияние оказывают воспитание, религия, идеология, мораль, да и просто случайности. Их влияние надо глубоко изучать.
402
|
|